А ведущий вот он.
Должен с великим сожалением сообщить почтеннейшей публике, что телефон кто-то починил.
Дело было так:
Почти 60 лет назад Вадим Шефнер написал строки, которые я сообщил по телефону Ниагаре.
«В грехах мы все — как цветы в росе,
Святых между нами нет.
А если ты свят — ты мне не брат,
Не друг мне и не сосед».
Знал, что не обидится, не примет на свой счёт.
В самом деле, кто из святош добровольно придёт порезвиться в игровую, устроенную Воландом?
Предчувствия меня не обманули.
Ниагара, со свойственной великим водопадам силой, обрушилась на ханжей:
«Соседу, как другу, прощу все грехи,
Хоть он мне не брат и не сват,
Зато никогда не подам я руки
Тому, кто кичится, что свят».
Находившаяся поблизости Ворона ничуть не удивилась, что водопад не только заговорил, но и высказал давно вертевшиеся на её вороньем языке слова.
«А мне твой сосед тоже не сват и не брат»,– пробурчала она и добавила уже во весь голос:
«Я святош не люблю. И зеваю,
Если ноют про «нравы не те».
Но соседке своей - тёте Майе -
Всё прощу за её декольте»...
«Ох, уж эта Маша»,– мечтательно вздохнул Воланд, сделав вид, что плохо расслышал имя
в рёве водопада.
На самом-то деле расслышал, конечно. Впрочем, за тысячи лет слух мог и подсесть.
Но зрение по-прежнему остро, и память тоже.
«Прощать - наверно, это наше.
Для тех, кто думает по-русски.
И я готов соседке Маше
Простить расстёгнутую блузку».
Пернатый Змей знал Машу, пожалуй, даже ближе самого Князя Тьмы.
«Эва, удивил: расстёгнутую блузку он, видите ли, готов прощать! Да я, да мне…
Мария из соседней хаты,
Хотела просто намекнуть
На то, что рада чем богата
И даже обнажила грудь».
«Врёшь, поди»,– усомнились слушатели в словах Змея.
«Не врёт,– я всё лично видела,– вступилась за Пернатого Лучик,–
Соседка Маня оголила
Свой бюст, пытаясь дать пример,
Того, что не богатстве сила,
А в том, какой у ней размер»
«Соседка… соседка…
соседка в го… в го… в гости пригласила…
пригласила… пригласила… пригласила…
Я был…
был готов - как пионер.
Но вдруг она сказала: "Сила…
сказала сила…
у вас побольше, чем….
чем…
чем размер…
чем размер»… – на все лады повторял, Соулман, подбирая аккорды к рождающейся песне.
«Соседка в в гости пригласила.
Я был готов - как пионер.
Но вдруг она сказала: "Сила
У вас побольше чем размер."», – неожиданно пропел он в стиле русского романса.
«Ага! Так и запишем!
Его Темнейшеству Люциферу.
Лично слышала, как один Певец при свидетелях признался (цитирую):
«Я вчера зашел к соседке, починил ей выключатель,
Передвинул шкаф к дивану и потребовал коньяк.
А она меня, зараза, обозвала непечатно,
И тогда я ей признался, что в душе – слегка маньяк».
Считаю данное признание достаточным основанием для помещения оного маньяка в Восьмой Круг. Ада.
«Вы только посмотрите,– возмутилась Чайка, прочитав докладную,– Восьмой Круг заслужить нужно! Чего только не понапридумывают, лишь бы отметку сделать, мол, сдан маньяк мужеска полу в количестве одного.
А маньяк-то на поверку липовый. Ему медаль впору давать, а не к авторитетным душегубам определять. Или внимательность проявить, слушая признания, уже не обязательно?! Да сами убедитесь»!
Я люблю ходить к соседкам: утюги чинить, мобилы.
Не беру натурой плату, и совсем не пью - ни-ни...
Потому, что маньячина, я - серийный Чикатило,
современный Потрошитель мейдинчайновской фигни.
«А я,– подумал Рублёв, – я чем хуже? На моей груди медаль тоже будет отлично смотреться!
Починить могу любую плату
Но прошу учесть мою натуру
Лучше даром, не возьму я плату,
Коль маньячка платит мне натурой».
«Старый принтер, старый принтер, стопсигнальные огни,– почти промурлыкала Медея, –или это про старый «Бумер»? Ну, без старого «Бумера» обойтись можно, если под окном новый «Мерин», а вот без принтера, это ж разве жизнь?
Сижу, размышляю о жизни понуро:
За смену деталей на принтере старом
Маньяк предложил мне оплату натурой…
Да ну его на фиг, пускай будет даром»!
«Вот и я о том же,– покивал Шефнер,–
В грехах мы все — как цветы в росе,
Святых между нами нет.
А если ты свят — ты мне не брат,
Не друг мне и не сосед».
Играть ли дальше в неиспорченный телефон, поручить ли кому-то восстановить статус кво, вот, как говорится, в чём вопрос и сермяжная, она же посконная правда жизни.